Поэтому мы продолжаем рассказывать о нашем замечательном оркестре им. А. Шацкого. Большое интервью изданию «Московский комсомолец» дал художественный руководитель большого творческого коллектива — Олег Александрович Громов.
Имя Шацкого для оркестра Рыбинского драматического театра — как корень для дерева: из него питается сила традиции, из него рождаются новые ветви. Первого октября коллектив отмечает свой юбилей, продолжая великое дело основателя. Художественный руководитель оркестра, его дирижер и музыкант Олег Громов бережно несет эту эстафету, соединяя прошлое и будущее в одном звучании. И символично, что практически вместе с 30-летним юбилеем оркестра он отмечает и свой собственный день рождения — как знак того, что музыка живет там, где есть преемственность, верность и вдохновение.
В интервью Олег Александрович размышляет о том, что значит хранить традиции и одновременно искать новые формы звучания, почему оркестр для него — живой организм, и зачем музыке XXI века так важно человеческое сердце.
А также рассказывает, как работается оркестру с наследницей имени Шацкого — его дочерью Ниной Шацкой, уже давно и заслуженно получившей от публики артистические титулы «дива русского романса» и «душа русского джаза».
— Как ваше настроение после дня рождения?
— Ничего, нормально, все хорошо, я готов работать.
— Давайте начнем с уникальности вашего оркестра. В чем его отличительная черта?
— Ничего выдающегося нет, единственное — приходится делать очень разнообразный репертуар. От мала до велика — от классики до рока. Направление работы в театре такое. Мы должны делать театральные проекты и оркестровые проекты, а запросы у режиссеров серьезные. Все хотят как-то отличиться. И в этом плане получается, что мы должны следовать воле режиссера. Приходится все делать с колес и по желанию режиссера.
— У вас в составе оркестра, как я понимаю, несколько отдельных оркестров и направлений — джазовое, камерное, духовое…
— Это было раньше. Сейчас случилось сокращение всего. Основное — это большой концертный оркестр, есть еще камерный и небольшой духовой оркестры.
— А сколько всего музыкантов?
— В оркестре 36 музыкантов.
— Это много для оркестра?
— Если брать военный оркестр, музыкантов от 80 до 100 человек, вот такое соответствие. Для театра — это серьезный состав, а для оркестра, гастролирующего в больших залах, небольшой.
— Классика, эстрада, джаз — одни и те же музыканты делают эту музыку?
— Одни и те же.
— Получается, что они абсолютно универсальные?
— Да.
— Что сложнее для оркестра: классика, эстрада или джаз?
— Джаз — это такое серьезное направление, требует физических нагрузок. А у нас сокращения, да и люди в возрасте. Поэтому хороший, серьезный джаз мы перестали играть. Однако легкая околоджазовая музыка в репертуаре может быть. А классика, эстрада остаются. Классика связана в основном с театром. Если в театральной постановке идет своя классика, мы играем, и потом практикуем такой жанр, как сказки с оркестром. Музыкальная тематика основана вся на классике. Мы делали вместе с оркестром две сказки, одна называется «Аленький цветочек», где представлены фрагменты из симфоний Калинникова, Мусоргского, Грига, конечно, с литературным текстом. И еще делали с оркестром «Пиноккио». Там все основано на Россини, фрагменты и увертюры к операм. Вот это чистая классика. А эстрада, там все что угодно, начиная от наших мэтров — Кобзона, Лещенко, включая Лепса, Чумакова, Агутина.
— Вы выступаете как дирижер и как художественный руководитель?
— Как дирижер, художественный руководитель и еще солист-трубач.
— Какую нужно иметь подготовку, чтобы занимать такую важную должность?
— Первая составная — конечно, образование, а потом опыт. Именно опыт оркестровой работы — самое основное.
— Какая главная цель у вас сегодня, идея вашего оркестра?
— У нас основная, будем говорить не идея, а задача — сохранить людей, сохранить штат оркестра, здоровье духовиков, а исходя из этого, по репертуару выбрать то, что требуется для театра и для города. Духовики работают по закону 25 лет, а у меня есть духовики, которые уже два раза выработали это время, уже по 50 лет. Оркестр — городской, нужны разные концертные программы. Мы меняем их два раза в год, а может, и три. Программ десяток, разные, на любой вкус сделаны. Вот основная задача. Нашим дорогим горожанам сделать так, чтобы жизнь их была немножко повеселей.
— А вы сами с какими произведениями больше любите работать?
— У меня такой определенной приверженности нет к чему-либо. Мне нравится любая музыка, где есть красивая мелодия и красивая гармония. Главное — красота в музыке, а какая она будет — классическая, роковая, — неважно. Главное, чтобы это была музыка для духового оркестра. Лишь бы было красиво. Красота в музыке для меня самое главное.
— Как я понимаю, это и есть ваш фирменный репертуарный почерк?
— Да.
— Вы сказали, что музыканты у вас долго играют, наверное, есть и начинающие. Или у вас только суперпрофессионалы?
— Начинающих у меня нет, потому что у меня требования серьезные. Некоторые музыканты, которые с консерваторским образованием, мне не подходят, я не могу их взять, потому что есть несоответствие уровню, который мне нужен. У меня нет задачи воспитывать музыкантов. Моя задача работать быстро, профессионально, то есть программу сделать быстро и быстро их менять, программ много. А воспитанием, выращиванием музыкантов — пусть этим занимаются музыкальные училища, консерватории или самодеятельные оркестры. У меня человек должен прийти, сесть и сразу с листа работать.
— В целом уровень музыкантов в наше время выше или, наоборот, он стал хуже?
— Я стараюсь держать уровень, планку профессиональную. Если я чувствую, что где-то что-то не развивается, я делаю замечание, чтобы люди постоянно работали над собой и развивались музыкально, чтобы не было никакой стагнации. Не нужно стоять на месте, нужно бежать вперед.
— Вы достаточно строгий руководитель?
— Есть, конечно, и строже меня. Но для моих ребят я стараюсь быть в меру строгим, не перебарщивать. Но пуси-муси я не развожу.
— А баланс между классикой и современной музыкой сегодня сложно соблюдать? Ведь потребности города больше, наверное, концентрируются в современной музыке?
— Потребности города, да. А баланс соблюдать совершенно несложно — если люди образованные, если люди понимают, чем они занимаются, перестроить их с классики на любую другую музыку при соответствии уровня развития музыканта, его образованности никакой сложности нет. Я считаю, что музыкант должен быть универсальным. Если он профессионал, если у него есть опыт, у универсального перестроиться проблем нет.
— Как соблюсти баланс между традициями оркестра и музыкальными экспериментами?
— Традиции мы соблюдаем для того, чтобы не было никаких вольностей и трактовок, например, переделать музыку на какой-то лад. Если это сделано грамотно и красиво, то тогда да, место эксперименту есть, можно что-то сделать. А если, к примеру, чего-то не хватает, чтобы получилось эстетично, не портя основной канвы какого-то произведения, тогда нет. Мы постоянно ищем, на репетициях что-то переделываем, не всегда получается… Но все должно быть в профессиональных рамках, постоянно нужно следить, чтобы была красота.
— Что самое сложное в музыкальных экспериментах?
— Чтобы делать какие-то эксперименты, нужно, буквально говоря, рабочее время. А у нас рабочее время — четыре часа, для духовиков — это оптимально, если работать больше, продуктивно это будет сложно. А чтобы идти на эксперименты, это нужна такая компания серьезных единомышленников и долгое-долгое время. В оркестре у Аркадия Шацкого у нас там время было без ограничения, мы там буквально жили, с утра и до ночи, иногда даже ночевали. Тогда эти эксперименты имели место быть, потому что времени было много. А если мы в рабочее свое время сделаем то, что нам необходимо сделать, на эксперименты времени не остается.
— Публика как-то меняется? Может быть, молодежи больше стало приходить или наоборот?
— Если считать детей от пяти лет до двенадцати молодежью, то да, они ходят. Если говорить о подростках, то их среди наших зрителей почти нет. У нас публика филармоническая, серьезная, которая любит театр, которая любит оркестр. Они готовы принять нашу любую программу, они ходят в театр как на праздник.
— А современные форматы, такие как онлайн-трансляции, коллаборации, вы не используете?
— Нет. До этого у нас еще дело не дошло, не то что не готовы, просто времени для такого направления у нас пока не хватает.
— Давайте немножко про будущее вашего оркестра и оркестров вообще, как вы его представляете?
— Будущее не только нашего оркестра, но и вообще у нас в стране, я думаю, налаживается. Общаясь с дирижерами в стране, я скажу, что у меня ощущения самые положительные в этом плане. Есть перспективы. Самое главное, есть музыканты, которые могут работать. Потому что учебные заведения, училища, консерватории, они зачастую выпускают музыкантов-солистов. А оркестровые музыканты, это немножко другая профессия, серьезно другая. Потому что музыкант может быть хорошим солистом и неквалифицированным оркестровым музыкантом. Оркестровая работа это другое дело, это опыт, практика. Вот у меня, например, приезжают совместители, которые работают в симфоническом оркестре. У них опыт сумасшедший, они по двадцать лет играют в оркестре. Они все, что я им даю, весь нотный материал читают с листа безукоризненно. Они не солисты, они хорошие, крепкие, оркестровые музыканты.
— А в чем главная трудность быть руководителем оркестра? Что самое сложное для вас?
— Самое сложное для меня — это сохранить спокойствие, холодную голову, трезвый ум, здоровье и понимание своих музыкантов, понимание их проблем и правильно сформулировать задачу оркестра и музыкантов. Сначала все, что нужно сделать, должно созреть у меня в голове, я должен с этим переспать и потом выдать музыкантам, чтобы у них потом голова не болела. Чтобы она болела только за свою работу. Вот это основное, а остальное не проблемы, а только удовольствие.
— Вы музыкантов как-то мотивируете или они все фанаты своего дела?
— Конечно, ребята у меня молодцы, они все понимают. Единственное, что могу сказать, они очень стараются. Иногда перед концертом, на генеральной репетиции, играют концертный вариант, даже начинают излишне стараться. Я всегда им говорю, господа дорогие, вы не должны играть концерт как отчет или как экзамен, вы должны играть в свое удовольствие и это удовольствие перенести публике.
— А что для вас лично значит имя Шацкого в названии оркестра?
— Имя Шацкого — это, во-первых, мое признание, что мне в жизни удалось поработать с таким замечательным человеком, организатором, музыкантом, продюсером, хотя в то время не было таких определений. И просто гениальным человеком, который смог, во-первых, создать этот оркестр, удержать его на очень хорошем профессиональном уровне. Который стал одним из лучших оркестров в Советском Союзе. Я просто преклоняюсь перед этим человеком и благодарен ему за все, что у меня сейчас получается… Я пришел в оркестр в 19 лет, он взял меня. И я в этом возрасте вольно или невольно, а потом и все годы впитывал все, что он тогда делал. У меня не было задачи научиться у него, оно само в меня впитывалось, и когда в какой-то момент пришлось возглавить оркестр, это как по щелчку сразу заработало.
— Он был вашим учителем и наставником, как я понимаю?
— Да.
— И вы его традиции продолжаете?
— У него было все профессионально, начиная от костюма и заканчивая одной из лучших звуковых аппаратур. Он сумел сделать один из лучших оркестров. Ему завидовали профессионалы, его инструментам, аппаратуре. И у него было кредо в жизни — должно быть все самое лучшее: лучшая аппаратура, лучшие костюмы, лучшие музыканты. И я это помню и сейчас всегда говорю: у меня должно быть в оркестре самое лучшее. Если мне говорят: а давай купим какой-нибудь инструментик подешевле. Я говорю — нет, не какой-нибудь, а самый лучший, самый профессиональный. Техника самая профессиональная, концертная программа самая лучшая. Если ты смотришь из зала в оркестр, оркестр должен выглядеть профессионально красиво. У нас здесь Рыбинск, а за ним ничего нет, там вода. Но несмотря на то, что мы живем в такой геолокации, у нас должно быть все самое лучшее.
— А у вас есть какая-то оркестровая мечта, произведение, которые вы хотите исполнить?
— У меня нет такой мечты — сыграть лучшее произведение. У меня есть мечта играть произведения с красивой мелодией, гармонией. Я никогда не думал, вернее, думал, какая мелодия у меня может быть самая любимая, которая меня трогает, от которой я просто не могу отстать. И я услышал ее где-то по телевизору, но я не знал, что это за мелодия. Я ее выучил наизусть, по памяти, эта мелодия у меня в голове. А потом выясняется, случайно я узнаю, что эта мелодия из фильма «Список Шиндлера», это сумасшедшая мелодия. Как придумать такие вещи. Чайковский, все русские композиторы… Все, что написано гениальными авторами — все эти мелодии, любая музыка, — восприятие публикой неподдельно, лишь бы была красота…
— Расскажите про ваше участие в фестивалях духовых оркестров «Ярославские фанфары».
— На «Ярославские фанфары» приезжает от десяти до пятнадцати оркестров. Это такой марш-парад.
— Вы вообще как-то отдыхаете от музыки? Может быть, возникает желание послушать тишину, сходить в лес по грибы…
— Это есть, но это редко когда удается. Все равно в любой тишине есть музыка. Она все равно идет в голову. Один французский композитор писал музыку, сидя в лесу и слушая пение птиц.
— У вас скоро будет выступление в Москве?
— Мы 1 октября делаем юбилейный концерт оркестра, 8 октября мы с Ниной Шацкой работаем в Санкт-Петербурге, и 7 ноября мы работаем в Москве.
— А как вам с Ниной работается, вы узнаете в ней дочь своего отца?
— Замечательно работается. Артистка очень высокого уровня, всегда с положительными эмоциями. Нина — женщина-праздник. С ней очень легко творчески сотрудничать. Хотя у нас с ней программа уже наиграна, она постоянно предлагает что-то, может темп изменить, может что-то поменять. Но мы меняем, все получается. Очень легко, красиво с Ниной работать.
Автор: Татьяна Федоткина
